Ненужный прозаизм

Система наших ритмов многоярусна и иерархична.

На самом нижнем ярусе располагаются ритмы клеточные и субклеточные. Из генерируемых клеткой ритмов складываются более сложные ритмы на следующих ярусах — тканевых. Из тех, в свою очередь, складываются ритмы органов. И каждый следующий ярус — не механическая сумма ритмов, а качественно новая подсистема.

На вершине иерархии ритмов находится гипоталамус.

Он и дирижирует всем оркестром ритмов. Давно было замечено, что этот отдел мозга стоит как бы на границе внешнего и внутреннего мира: с одной стороны, это часть нервной системы, а с другой — нечто вроде эндокринной железы. Как часть нервной системы он принимает сигналы извне, а как железа воздействует на внутренние процессы; вырабатывая специальные гормоны, которые адресуются гипофизу, а через него щитовидной железе, надпочечникам и другим отделам. Весьма возможно, что именно гипоталамус и согласовывает внешние факторы с внутренним миром организма. Если уж искать в организме биологические часы, то в гипоталамусе.

Человеку не всегда легко соблюдать предписанный ему природой ритм. Многим было бы по душе вставать зимой часа на два попозже, но распорядок жизни не дает им такой возможности, и их адаптационным механизмам приходится напрягаться. Вреда это им никакого не приносит, напротив, это тренирует их, держит в форме. У того, кто не выспался, все из рук валится; бывает, целый день проходит без толку, пропадает, но такие небольшие отклонения необходимы и полезны, чтобы организм не спасовал перед серьезными отклонениями, для которых может понадобиться напряжение всех душевныx и физических сил.

Когда ночного сна оказывается недостаточно для восполнения запасов энергии и усталость накапливается, тогда все ритмы жизнедеятельности замедляются и организм начинает взывать к помощи уже не суточных, а недельных или месячных ритмов. О том, как ощущает человек смену сезонов, лучше всех сказал наш великий поэт в своей «Осени»: весной он «болен», зима прекрасна, но чересчур длинна, лето со своим зноем и мухами губит «все душевные способности», и лишь осень возрождает его к жизни:

И с каждой осенью я расцветаю вновь,

Здоровью моему полезен русский холод;

К привычкам бытия вновь чувствую любовь:

Чредой слетает сон, чредой находит голод;

Легко и радостно играет в сердце кровь,

Желания кипят — я снова счастлив, молод,

Я снова жизни полн — таков мой организм

(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

Перед нами единственные в мировой поэзии стихи о сезонно-годовых биоритмах — о воздействии каждого из четырех времен года на душевное и физическое состояние человека. У читателей Пушкина его «ненужные прозаизмы» находили полное понимание: сезонные ритмы ощущают на себе все — и люди, и животные (многим приходилось наблюдать «перелетное беспокойство» у птиц). Но кроме сезонных, есть у организмов еще годовые ритмы (им подчиняется, например, нерест у рыб и других обитателей океана), двухлетние (они властвуют над плодоношением яблонь), трехлетние (у многих спортсменов этим ритмам следует кривая их достижений), семилетние. Последние обнаружил у творческих людей Н. Я. Пэрна. Каждые семь лет, утверждал он, человек творческий испытывает подъем душевных сил, работоспособности, воображения, затем идет спад, затем снова подъем. В качестве примеров Пэрна приводит Гёте, Бетховена, Вагнера, Канта, Рембрандта. У его современников, например у В. М. Бехтерева, эта идея вызвала сочувственный отклик; нынешние биоритмологи также соглашаются с ним.

Избавление от стресса на психологической консультации. Психотерапия.Вот уже два десятилетия не стихают споры о многодневных ритмах, открытых в начале нашего столетия. Тогда австрийский врач Герман Свобода опубликовал в Лейпциге научный труд, в котором описывал замеченную им за годы практики и специальных наблюдений закономерность. Все люди, утверждал он, простужаются не когда придется, а через промежутки, кратные 23 или 28 дням. С такой же закономерностью возникают у них сердечные приступы. И живут они столько, что, если сложить все прожитые ими дни или дни любого их предка, получится число, кратное тем же 23 или 28.

Вскоре о сходных наблюдениях — сообщил немецкий врач Вильгельм Флисс. Одни и те же пациенты, писал он, обращались к нему с жалобами на приступы астмы, тошноты и кашля тоже не эпизодически, а через промежутки, кратные 28 и 23. Флисс полагал, что 23-дневный ритм воплощает в себе мужское начало, а 28-дневный — женское. Позже первый из этих ритмов стали называть физическим, а второй — эмоциональным. Третий ритм, 33-дневный, открыл австрийский инженер и преподаватель Альфред Тельтшер. Он утверждал, что способность студентов усваивать учебный материал и качество их ответов на занятиях подвержены циклическим колебаниям в 33 дня. Этот ритм взлетов и падений умственной деятельности назван был интеллектуальным.

Представьте себе три синусоиды с периодами в 23, 28 и 33 дня. Все три начинаются в момент нашего рождения и текут всю жизнь равномерно, не сбиваясь с фазы. В дни, соответствующие гребню физической синусоиды, мы ощущаем прилив сил и бодрости. Спустя 11,5 суток наш тонус резко понижен, а еще через 11,5 суток и вовсе на нуле. Сходные перемены постигают сферу наших чувств и сферу интеллекта. На вершинах — преобладание хорошего настроения, мобилизация творческих способностей, созидательный труд, на спаде — все наоборот.

Считается, что, когда синусоида переходит ось абсцисс, то есть проходит через нуль, наступает критический день: организм перестраивается, все в нем зыбко и неустойчиво.
Если две синусоиды проходят одновременно через нуль — день получается критический вдвойне, если три — втройне.
В тройной критический день не стоит браться ни за какое серьезное дело.

Единого мнения обо всем этом среди специалистов нет. Одни принимают триаду целиком и расходятся лишь во взглядах на место и время критических точек, другие принимают ее в общих чертах, третьи настаивают на том, что многодневных ритмов не тpи, а всего один, 28-дневный, а остальные — проявления его колебаний. Большинство же биоритмологов и врачей избегают обсуждения триады, отдавая все свое внимание суточным ритмам. И неудивительно: согласно подсчетам специалиста по космической медицине В. И. Макарова, в человеческом организме суточным ритмам подчиняется более 300 физиологических процессов — от какого-нибудь выведения калия из крови до смены сна и бодрствования.

Источник суточных, ритмов — вращение Земли. Жизнь следует за ним со дня рождения первой молекулы ДНК. Суточный ритм вошел в плоть и кровь всех организмов и стал почти независим от внешних перемен. Изучая биоритмы, ученые, со времен де Мерана и Дюамеля помещают организмы то в постоянный мрак, то в постоянно освещаемое пространство, поддерживают вокруг них одну и ту же температуру, и суточный ритм становится околосуточным, циркадным (от латинских слов circa — около, вокруг и diem — день).
Живые часы начинают либо спешить, либо отставать. Сначала предполагалось, что это происходит оттого, что преграждается путь сигналам, которые заставляли бы биоритм быть 24-часовым, и организм проявляет свой заглушенный средой геноритм — 23-часовой, например, или 27-часовоЙ. Потом биоритмологи поняли, что условия, в которых возникает любое «около», совершенно неестественны. Может ли неестественность быть подходящей обстановкой для пробуждения естественности? Где скорее проявится естественный ритм — в лаборатории, под лампочкой, или в поле, под солнцем?

Солнце и Земля, Земля и Луна — их взаимоотношения и лежат в основе наших ритмов. Внутренние наши процессы должны быть согласованы во времени, а для такого согласования необходимо влияние естественной ритмической среды. Никакие внутренние ритмы не заменят организму ее дисциплинирующего и гармонизирующего воздействия. Когда английский биоритмолог Колин Питтендрай попробовал содержать дрозофил в условиях постоянного освещения, постоянной тьмы и световых режимов, не кратных 24 часам, их жизнь стала заметно короче. Нужны ли еще доказательства нашей связи с солнечными сутками и их главeнствующей роли в организации жизни?