Два контура

В анкетах, которые мы раздавали 5650 жителям Москвы, были и вопросы о сновидениях. 48 процентов опрошенныx сообщили, что они видят сны, 19 процентам снились иногда страшные сны, а 16 — цветные. По данным К. И. Мировского из Харьковского института неврологии и психиатрии, в сельской местности сны свои помнят 76 процентов опрошенных, в том числе страшные — 25 процентов. Запоминанию сновидений благоприятствуют у здоровых людей спонтанные пробуждения от быстрого сна, особенно в конце ночи, активность фазы быстрого сна, выражающаяся в интенсивных движениях глаз и сответствующих вегетативных компонентах, и конечно, эмоциональная насыщенность сновидений.

Связь между эмоциями и сновидениями отчетливо видна у больных с депрессией и тревожной мнительностью, а также с поражениями внутренних органов. В нашей клинике были проанализированы сновидения нескольких сот человек с внутренними болезнями в возрасте от 20 до 60 лет. Оказалось, что страшные сны видят 46 процентов а в два с лишним раза больше, чем просто в популяции. Психологический тест показал, что этим людям как раз и свойственна склонность к тревожной мнительности и депрессии. Очень часто сюжеты снов соответствовали характеру заболевания. Больным со слабыми или пораженными легкими часто снились ситуации, в которых присутствовали физическое напряжение и одышка. Многие врачи связывают с эмоциональными нарушениями происхождение бронхиальной астмы, язвенной и коронарной болезней. Наши наблюдения косвенно подтверждают эту точку зрения: у лиц с этими болезнями cтpaшныe сны начались еще до начала заболевания, а у остальных после.

Обследовали мы и 135 человек с заболеваниями нервной системы. 79 из них рассказывали о своих сновидениях, 56 отрицали их. Хуже всего, как выяснилось, помнят свои сны больные с паркинсонизмом и с опухолями мозга. Больные с полисимптомной формой нарколепсии чаще отчитывались в сновидениях, чем с одной лишь дневной сонливостью. Вообще же больные нарколепсией помнят свои сны лучше всех и при пробуждении из быстрого сна отчитываются в 95 процентах случаев. Среди больных неврозами о таком и мечтать не приходится. И это не удивительно. У здорового человека за ночь должно быть в среднем 1500 быстрых движений глаз. У больных с полисимптомной формой нарколепсии их оказалось 3808, а у больных неврозами — всего 300. Вот как ненормален их быстрый сон!

Отношения между характером сновидений и внутренними болезнями сравнительно просты, но если поражена центральная нервная система, они усложняются. При эпилепсии, например, существует четкая зависимость между уменьшением числа отчетов о снах и степенью дезорганизации структуры сна. Параллелизм виден везде, и только у больных неврозом парадокс: при всей своей эмоциональности сновидениями они похвастаться не могут, да и какие сновидения при таком ничтожном количестве движений глаз! Вот редкий случай, когда неполноценность фазы сна способствует формированию болезни.

Остановимся теперь на некоторых общих результатах изучения структуры сна, полученных при полиграфических исследованиях как здоровых испытуемых, так и более тысячи больных. Исследования эти длились в общей сложности более двух тысяч ночей и дней.

Дольше всех, естественно, спят больные с патологической сонливостью, короче всего сон у больных неврозами, а, также при опухолях, мозга, сопровождающихся эпилептическим синдромом, и при маниакальном состоянии. При всех формах патологии, кроме неврозов, увеличивается доля дремоты, иногда она занимает половину сна, и чем она больше, тем меньше стадия сoнныx веретен. Во мнoгих случаях укорочен дельта-сон (меньше всего он при пиквикском синдроме). Болезнь нарушает прежде всего четвертую стадию медленного, сна, а третья иногда даже удлиняется. Что касается быстрого сна, то при многих болезнях его количество особенно не меняется, исключение — тяжелые формы эпилепсии и опухоли мозга. При нарколепсии быстрый сон расщепляется, и основныe его проявления возникают не вместе, а попеременно.

Что же происходит в самом мозгу при нарушениях сна и бодрствования? Сначала предпологали, что в первом случае повреждены гипногенные аппараты, а во втором — активирующая система. Но у вcex наших больных были представлены свойственные здоровому мозгу фазы и стадии сна и бодрствование было кaк бодрствование. Нарушено было их правильное чередование, изменились их доли в общем цикле, стали отчетливее промежуточные стадии, в которых, феномены, свойственные быстрому и медленному сну, наблюдались одновременно. Словом, налицо была дезорганизация всего цикла бодрствования и сна.

Это привело нас к мысли, что существует иерархически построенная мозговая система, регулирующая оба состояния.
В регулируемый контур этой системы входит ретикулярная активирующая система, подерживающая уровень бодрствования, синхронизирующие аппараты, ответственные за медленный сон, и ретикулярные ядра варолиевого моста, ответственные за быстрый сон в регулирующем контуре осуществляется взаимодействие между этими аппаратами, их включение и смена. Там же сон и бодрствование связываются с другими системами организма — вегетативной, соматической, психической. Heсомненно, что регулирующий контур находится в пределах лимбико-ретикулярного комплекса. Внутри этого комплекса имеются и специализированные аппараты (сосудодвигательный и дыхательный центры, ядра гипоталамуса, регулирующие деятельность гипофиза и улавливающие сдвиги во внутренней среде, зоны, обеспечивающие сон и бодрствование), и нейронные образования, осуществляющие интеграцию деятельности мозговых систем.

Точно локализовать регулирующий контур мы пока не можем. Но разве грубое нарушение структуры сна, возникающее при поражении глубинных отделов, входящих в лимбико-ретикулярный комплекс, не свидетельствует о его существовании именно в этой части мозга? Разве не свидетельствуют о том же нарушения в эмоциональной сфере, тотчас же сказывающиеся на характере сна? Ведь «центры эмоций» как раз входят в лимбико-ретикулярный комплекс.

Все это не означает, что низший, регулируемый, контур неуязвим. С его поломкой мы встречаемся и при необратимом патологическом сне, и при таких качественных сдвигах, как полное исчезновение сонных веретен или резкое уменьшение отдельных фаз сна. Но существуют десятки неврологических симптомов, которые чаще всего проистекают из сочетания структурного поражения мозга и перемен в его функциональном состоянии. Самое главное здесь — понять связь между этими двумя обстоятельствами, наложить неврологический синдром на канву функционального состояния мозга.

Свой уровень бодрствования больные, за редкими иссключениями, оценивают верно: кто жалуется на повышенную сонливость, у того она есть. Но оценка длительности и качества ночного сна крайне субъективна и неадекватна: тем, у кого структура сна нарушена сильно, сон часто кажется нормальным, а тех, у кого сдвиги в структуре сна сравнительно невелики, сон беспокоит больше всего.

Чем же объяснить эту странность? У всех больных с негрубыми нарушениями структуры сна сокращалась четвертая стадия — им не хватало самого глубокого медленного сна. — Вот где кроется неудовлетворенность сном! Но у больных других групп эта стадия сокращена еще больше, а они сном своим довольны. Может быть, дело не столько в количестве того или иного вида сна, сколько в их соотношениях. У тех, кто недоволен сном, четвертая стадия сокращена, а доля быстрого сна остается нормальной, а у тех, кто не жалуется, обе доли сокращены как бы пропорционально.

Продолжительность сна сказывается, конечно, в оценке, но и тут нет общей закономерности: больные с эпилептическим синдромом на почве опухоли не обращают внимания на свой короткий сон, а больные нарколепсией свой самый длинный сон клянут. Может быть, дело в качественных показателях сна? В количестве быстрых движений глаз, например? Нет, прямой связи между этими движениями или другими качественными показателями и оценкой сна — не обнаруживается.

Но может быть, и нет смысла искать эту связь. В одних случаях она есть, в других нет, но не ею главным образом определяется удовлетворенность сном, а свойствами личности, особенностями эмоционально-мотивационной сферы. Вспомним о результатах миннесотского теста, которому подвергались больные неврозом. У тех, кто отрицательно оценивал длительность и качество своего сна, обнаружились явственные сдвиги в структуре личности. А мозг у многих из них затронут в минимальной степени. Между тем у больных с грубыми поражениями мозга и довольных своим сном сдвигов в структуре личности почти не видно.

Наш сотрудник И. В. Родштат, проанализировав все те же 5650 анкет, нашел прямую связь между неудовлетворенностью сном и наличием эмоциональных расстройств. Другой наш сотрудник, Н. А. Власов, обнаружил, что некоторые лекарства заметно деформируют структуру сна у больных неврозами, уменьшая, например, долю быстрого сна. Но разве больные замечают это? Нет, они говорят, что сон их налаживается и настроение улучшается, так как эти лекарства гасят их тревоги и страхи.

Дело не столько в структуре сна, сколько в структуре личности.