Готовность к пробуждению

Насколько же все эти жалобы соответствуют реальной картине? На этот вопрос помогает ответить полиграфическое обследование больных — запись биотоков мозга, движений глаз, движений мышц. Такому обследованию в нашей клинике было подвергнуто несколько сот больныx неврозами. И вот что обнаружилось.

В среднем больные спали ночью пять с половиной часов. Но это в среднем: треть пациентов -спала более 6 часов, а около одной десятой — менее 4 часов. На засыпание в среднем уходило 24 минуты, но кое-кому не удавалось заснуть и за два часа. У четверти больных завершенных циклов «медленный сон — быстрый сон» было всего два, а у некоторых только один. Быстрый сон наступал у них раньше обычного, а дельта-сна (третьей и четвертой стадий вместе) не xватaлo. Особенно кopoткoй оказалась четвертая стадия: 7 процентов вместо 12,1 (иногда у больных неврозом этой стадии совсем не бывает). У здоровых людей более половины четверти стадии приходится обычно на первые два цикла сна, у наших больных она тяготела к концу ночи, у некоторых дельта-сон оказался таким же чутким, каким у здоровых бывает дремота.

Во всех стадиях медленного сна, особснно в четвертой частота пульса была у наших пациентов выше нормы. Дело было, скорее всего, в активизации фнзиологических процессов, отсюда и легкость пробуждения из медленного сна. Разбуженные в дельта-сне, три четверти больных сказали, что задремалн только что, а остальные заявили, что не спали совсем, хотя не могли вспомнить, о чем думали в это время. Когда же мы будили пациентов в стадиях дремоты и сонных веретен, они совсем отрицали сон, но говорили, о чем думали: о событиях минувшего дня и повседневных заботах. Доля быстрого сна у обследованных была в среднем такой же, как и у здоровых людей, но опять-таки в среднем. У некоторых, чаще всего у тех, кто засыпал поздно, он занимал 7-8 процентов всего сна, зато у четверти больных превышал 26 процентов. Но это был далеко не полноценный сон.

У всех пациентов пульс в быстром сне был более редким, чем в бодрствовании и чем в четвертой стадии. Движений глаз тоже было немного. Стоило ли удивляться, что содержательных отчетов о сновидениях мы не получили, а краткие отчеты дала лишь половина обследованных! Содержательный отчет бывает у того, чей пульс в быстром сне становится еще более учащенным, чем в четвертой стадии. У половины пациентов на фоне быстрых движений глаз появлялись сонные веретена — сочетание, характерное для депрессии. У некоторых быcтрый сон наступал сразу же вслед за пробуждениями -,такое у здоровых людей бывает лишь в позднем утреннем сне, а в патологии встречается при нарколепсии. Две пятых больных просыпались по три раза зa ночь и больше; движений у всех было раза в полтора больше, чем у здоровых людей. Некоторые засыпали тотчас и спали до утра, но вертелись всю ночь.

Мы уже сказали, что одна десятая часть больных спала менее 4 часов. Менее 5 часов спала треть (да и то не каждую ночь). Но все до единого утверждали, что спали З-4 часа. Половина пожаловалась на то, что на засыпание ушло не менее часа, между тем каждый второй из них ошибся: засыпали и через 20 минут, и через 15. Читатель помнит, что люди, которых будят во время медленного сна, оценивают длительность сна неверно. То же было и с нашими больными, когда они просыпались во время медленного сна. Им не хватало дельта-сна, а от этого в значительной степени зависела их удовлетворенность cном.

Дневное бодрствование мы исследовали с помощью эдектроэнцефалограмм и корректурной пробы. Корректурная проба — очень простой тест: человеку дают напечатанный текст и просят зачеркнуть в нем, скажем, все буквы К и Р. Этот тест наши пациенты выполняли в полтора раза медленнее здоровых людей, но ошибок у них было не больше, чем у здоровых, даже меньше. Медлительность их объяснялась не столько сонливостью, сколько тем, что для них этот тест означал слишком многое: все они были мнительны, а тут проверялось их здоровье.

Сон больного неврозом подточен, таким образом, с всех сторон: доля дельта-сна сокращена, физические компоненты быстрого сна уменьшены, частота и динамика пульса искажены. Нарушена, словом, вся структура сна и изменены соотношения между его частями. Помимо объективных изменений, есть еще и субъективные. Течение болезни во многом зависит от того, как сам человек оценивает происходящее. Что его тяготит в первую очередь? Конечно-общая нехватка сна. Пяти часов недостаточно для сензитивной натуры невротика. Что еще? Частые пробуждения, особенно в медленном сне и особенно в первых двух циклах, когда быстрый сон, помогающий пpaвильно оценивать длительность сна, еще невeлик, и человек, который проспал, скажем, два часа, думает, что спал минут пятнадцать.

Можно предположить, что пробуждающую систему активирует эмоциональное напряжение, сопутствующее неврозу. Пробуждающая же система не дает углубляться дельта-сну и заставляет человека просыпаться среди ночи. Увеличение абсолютной частоты пульса, усиление кожногальванической реакции и выработки катехоламинов — все это связано с эмоциональными сдвигами. Об этих сдвигах свйдетельствовало психологическое обследование больных неврозами, которое с помощью миннесотского теста, провели О. А. Колосова, Ф. Б. Березин и В. С. Ротенберг. У больных обнаружились высокие показатели по шкалам депрессии, ипохондрии, тревожной мнительности, шизоидности, иногда эти показатели выходили далеко за рамки нормы.

Те же черты обнаруживает тест — у сензитивного человека, который дрожит над своим сном («Если я не высплюсь, я не человек!») и у которго в стрессовой ситуации иногда начинают слипаться глаза. Это он, а не кто иной, изобрел, поговорку «утро вечера мудpeннee». Больной неврозом, как правило, лишен этого счастья: глаза у него не слипаются, а загораются, он вспыхивает и мрачнеет. Но почему, если у него плох механизм сновиденческой трансформации и защитные механизмы быстрого сна функционально неполноценны, почему тогда не усиливается действие механизма вытеснения? В том-то все и дело! Судя по всему, он у него тоже никуда не годится. Неполноценность быстрого сна — все равно что хроническая его нехватка; отсюда повышенная возбудимость, расторможенность, физиологическая активность. В такой же активности нуждаются и «энергоемкие» механизмы вытеснения, а на ее фоне мозг ежеминутно готов к пробуждению.

Если бы человеку не хватало одного лишь быстрого сна, субъективное восприятие сна оставалось бы, воэможно, у него нормальным: не выспался, ну и ладно, потом высплюсь. Но когда другие механизмы защиты тоже неполноценны и побуждаемая ими к усиленной работе мозговая энергетика подтачивает дельта-сон, человек ощущает, что со сном и с нервной системой у него не все ладно. А дальше — «одной лишь думы власть»: как бы выспаться.

Движения, которые человек совершает во сне, тоже мешают ему погрузиться в глубокий сон. Здоровые люди от этого не просыпаются, но больной неврозом, может проснуться, и у него непременно возникнет ощущение, что сон был плох и краток. Этим и объясняется, очевидно, Парадоксальное сочетание астенических жалоб с объективно достаточным уровнем бодрствования, способностью к концентрации внимания и повышенной возбудимостью. Обычно нехватка дельта-сна порождает апатию, вялость, сонливость, но здесь эта нехватка вызывается не внешними воздейcтвиями, а внутренними — усилением психической и физиoлогической активности. Отсюда и упомянутый парадокс.

Все люди, и здоровые, и больные, жалуются порой на неприятные сновидения. Казалось бы, это противоречит представлениям о стабилизирующей функции быстрого сна. Но если мы будем различать конденсирующую работу сновидений, при которой конфликтная информация нейтрализуется, превращаясь в образы, и интерпретационную работу, благодаря которой эти образы теряют устрашающие черты, то противоречие исчезнет. Неполадки в конденсирующей работе делают сны бедными, неполадки в интерпретационной — неприятными.
При неврозах могут нарушиться обе функции, и тогда все, что будет сниться больному в быстром сне, он запомнит плохо, а что в медленном («мысли») хорошо.
Нехватка полноценного быстрого сна увеличивает психическую активность в мeдлeнном. Вот почему все наши пациенты жалуются на «непрекращающуюся работу мозга». Так оно и есть: вместо того чтобы смотреть сны, oни «думают». Они не спят, потому что спит тот сторож, которому надлежит охранять их сон.