Сон при неврозе

Невроз — чисто человеческое страдание, писал немецкий психиатр Энгельмейер, человек расплачивается им за ту свободу, которая отличает его от высших животных. Свобода заключается в способности преодолевать свою потребность в сне, а также ослаблять во время сна связь с внешним миром. Во всем этом содержатся предпосылки к Функциональным нарушениям сна, усиливаемые конфликтами личного и общественного характера — от конфликта между желанием и долгом до конфликта между потребностью предвидения и невозможностью удовлетворить ее с желаемой точностъю.

Три психологических типа, по мнению Энгельмейера, более всего склонны к расстройствам сна. Первый тип — раздражительные астеники с повышенными притязаниями, со странностями в поведении и вегетативными симптомами. Они постоянно пребывают в объективно и субъективно тяжелых жизненных ситуациях, хотя нарушения сна у них могут и не зависеть от конкретной ситуации.
Второй тип — скрупулезные личности. Инсомния связана у них с какой-то истерической, судорожной потребностью в поддержании бодрствования. Сонливость выводит их из себя.
Тип третий — молодые люди, боящиеся неудач при реализации своих потребностей. Во всех случаях, конфликтные ситуации — лишь провоцирующий фактор, выявляющий ущербность функции сна. Нарушения личности у людей этих типов — следствие многократных жизненных неудач и повышенной впечатлительности.

Классификация далека от совершенства: типы скомпонованы по разным критериям, психологические характеристики бедны, неудачи носят фатальный характер. В подобных классификациях необходимо учитывать не только особенности личности, которые влияют на восприятие именно конфликтных ситуаций, но и состояние мозга и многие другие факторы. К какому типу отнести нашу больную С., чью неадекватную реакцию на новоселье не объяснить, если не принять в расчет чуткий сон в детстве!

В свое время в нашей клинике особенно тщательно обследовали группу больных неврозами, жаловавшихся на плохой сон. Больные были разделены на три подгруппы: в первую вошли те, у кого сон был расстроен всего несколько месяцев, во вторую — от нескольких месяцев до пяти лет и в третью — больше пяти лет. Самой большой оказалась третья подгруппа: люди ведь редко обращаются к врачу сразу и сами экспериментируют со снотворными до тех пор, пока им становится совсем невмоготу. Почти у всех больных сон ухудшался исподволь, и они уже не помнили, с чего все началось. Причина выявлялась лишь при тщательных расспросах. Иногда оказывалось, что начало было связано с необходимостью бодрствовать при чрезвычайных обстоятельствах. У больной Х., например, нарушения сна начались еще в детстве: она и мать в страхе ожидали возвращения домой отца, который приходил очень поздно, пьяный и устраивал скандалы.

Встречались пациенты, у которых ведущую роль в развитии нарушений сна играли не внешние причины, а осознание своей неспособности уснуть, страх перед бессонницей. Если в процессе лечения улучшений не было видно, они приходили в отчаяние; кратковременные улучшения не меняли картины — сон продолжал разлаживаться (больная С. в этом смысле нетипична). У тех, кто начинал выздоравливать, улучшение сна было оранжерейным цветком: стоило человеку переутомиться или почувствовать обострение других болезней, все шло насмарку, и лечение приходилось начинать сызнова. Других болезней было предостаточно: гастрит, колит, язвенная болезнь, холецистит, гепатит (у половины пациентов), нарушения артериального давления, тиреотоксикоз.

Больные жаловались на все виды нарушения сна, в большинстве случаев — на несколько сразу. Преобладало позднее засыпание. Одни утверждали, что засыпают через час после того как ложатся, другие — что через два, третьи — что через три. Бывают, говорили они, ночи, когда удается уснуть лишь под утро. Заснуть в основном мешали неприятные мысли, чаще всего связанные с ближайшими событиями, но иногда это был и калейдоскоп случайных образов. Чем больше усилий затрачивали они, чтобы избавиться от этих мыслей, тем меньше это им удавалось.

Их охватывал страх перед бессонной ночью, они представляли себе разбитый день, и сон не приходил. Только одна мысль ocтавaлacь в возбужденном мозгу — как бы уснуть. Все до единого жаловались на то, что не могут долго находиться в одном положении, что приходится -постоянно вертеться в поисках удобной позы или прохладного кусочка подушки. Часто они вставали, зажигали свет; начинали ходить по комнате, курить.

На пробуждения среди ночи жаловалась почти половина пациентов. Просыпались они и после сновидений, и независимо от сновидений. Иногда пробуждения были связаны с чувством онемения в ногах, с ощущением нехватки воздуха, болью в шейных позвонках. Но почти все считали, что просыпаются из-за того, что сон недостаточно глубок, так что любой шум отчетливо им слышен. Первый раз они просыпались через полтора-два часа после засыпания, а дальше начиналась маета.

Поначалу каждый из них принимал в это время снотворное, но потом от этого многие отказались: от снотворного, утром голова тяжелая. Тяжелая голова была и у тех, кто расставался со сном чересчур рано. Спать им больше не хотелось, но настроение было ужасное, мысли мрачные, голова-болит, слабость такая, что трудно подняться с постели. Настроение улучшалось лишь к середине дня, а к вечеру было совсем хорошим: они были веселы, оживлены, даже полны сил.

Кто засыпал не сразу, рассказывал, что утром, около шести часов, начинался у них самый сон, прекрасный глубокий сон, который, увы, приходилось прерывать: пора было на работу. Сон был настолько глубок, что человек еле вставал и долго не мог прийти в себя. У одних молниеносное пробуждение, но долгие часы утренней астении, у других — явный феномен компенсирующего сна и пробуждение затяжное, у третьих — и то и другое. Но у всех жалобы на плохой сон в первую очередь. Жалобы невротического характера на втором месте.

Невротических жалоб, впрочем, было немало: раздражительность, вспыльчивость, быстрая истощаемость при умственном и физическом направлении, апатия, дурное настроение, ощущение тревоги, плохой аппетит, плохая память. Каждый почти утверждал, что едва справляется с работой, читает и пишет с трудом, так как сосредоточиться не в силах. Жаловались наши пациенты на слабость таким упавшим голосом, что, казалось, вот-вот они свалятся. Но ведь они годами удовлетворительно справляются со своими обязанностями на работе. Как же так? В ответ мы слышали, что их промахов просто пока не замечают, так как жив еще завоеванный когда-то авторитет.

Некоторые признавались, что еще с юности мнительны. То им кажется, что они совершают на работе ошибки, но на самом деле это не так, то начальство на них косо глядит, то друзья хотят их ущемить, то у них болит сердце. В сущности, мнительность была у всех. При таком неустойчивом состоянии вегетативной нервной системы ее не могло не быть, как не быть и основания беспрерывно прислушиваться к себе: пульс и давление у них колебались, моторика желудочно-кишечного тракта была нарушена, потливость чрезмерная, а у многих еще склонность к аллергии и вегетативным кризам.