Нежный утешитель

Но если все это верно, то как тогда обстоит дело с сонным ядом, или, по современной терминологии, с фактором сна? Продвинулась ли в этом направлении научная мысль за 80 лет, прошедших со времени опытов Пьерона и Лежандра?

Опыты эти были повторены только в 1939 году. Два американских исследователя, Шнедорф и Айви, вводили нормальным собакам спинномозговую жидкость (ликвор), взятую у собак, подвергавшихся лишению сна. Собаки-реципиенты засыпали. Содержался ли в ликворе гипнотоксин или собаки от его введения впадали в коматозное состояние (что вполне возможно), сказать трудно.

Прошла еще четверть века, и об этих опытах вспомнил американский физиолог Паппенхаймер. Он решил брать ликвор не у собак, а у коз, причем из головного мозга (благодаря особому устройству козьего затылка для них эта процедура не болезненна). Как только коза, стоявшая в станке, опускала голову, чтобы расслабиться, ее били по хвосту слабым током. Так продолжалось в течение нескольких суток, затем у козы брали ликвор и вводили его в мозг крысам. Крысы находились в камерах, куда были встроены фотоэлементы, регистрировавшие их двигательную активность.

Ликвор вводили перед тем, как погасить свет. Крысы как тараканы: на свету в основном спят, а в темноте бегают. После дозы ликвора, полученного от долго не спавших коз, крысы суетились много меньше, чем когда им вводили ликвор от выспавшихся коз. Значит, дело не в коматозном состоянии и фактор сна существует! Паппенхаймер занялся поисками химического передатчика сна. Передатчик этот, судя по всему, видовой специфичности был лишен: его можно было взять у одного вида и подействовать на другой. Вот было бы снотворное без всякой химии!

Паппенхаймер объединил свои усилия с биохимиками Карновским и Крюгером, и они решили выделить фактор сна в чистом виде. Коз уже не хватало, в ход пошли овцы. За четыре года исследователи собрали пять литров ликвора. Из них выделили активное вещество, это был низкомолекулярный пептид, но его оказалось слишком мало для анализа. К счастью, обнаружилось, что такой же пептид содержится в мозгу коров и кроликов. Дело сдвинулось, пептид проверяли и перепроверяли на крысах, кроликах, кошках, обезьянах. После инъекции тысячной доли грамма кролики спали вдвое дольше обычного, и по всей видимости, это был не наркотический, а естественный сон.

Дело сдвинулось, но шло все-таки медленно, пока ученые не убедились, что фактор сна плохо поддается разрушающему действию ферментов, а следовательно, может из ликвора всасываться в венозную кровь и через почки поступать в мочу. Искомый пептид был действительно обнаружен в моче коз и овец, и Паппенхаймер принялся за исследования с новой силой. Наконец, в 1982 году состав выделенного пептида был обнародован. Сонным ядом оказался мурамилгексапептид, содержащий мурамовую кислоту и остатки нескольких аминокислот. Подобные пептиды находили не раз у бактерий, а в высших организмах впервые.

Мурамилпептиды бактерий известны как сильные пирогены, то есть вещества, повышающие температуру тела. Но может ли такое вещество содержаться в крови здорового человека? В глубинах мозга, где находятся регуляторы температуры и цикла «сон — бодрствование», обнаружены нейроны — рецепторы мурамилпептидов. Выделенный группой Паппенхаймера пептид содержится в самом организме и взаимодействует с этими нейронами. Взаимодействуют с ними и бактериальные пептиды, чрезмерно их активизируя, и тогда у нас повышается температура. Но ведь бактериальные пептиды по аналогии с сонным ядом должны действовать и как снотворное. Проверили. Получив дозы пептида, кролики проспали дольше обычного, а кошки… меньше обычного. Вопрос остался открытым. А так как полностью структура мурамилгексапептида еще не расшифрована, открытыми остаются и все связанные с ним вопросы.

Не расшифрована пока структура и фактора сна, извлеченного из мозга крыс группой японских исследователей во главе с Нагасаки, хотя этот фактор нагоняет сон на всех, кому его вводят. То ли, впрочем, мы извлекаем, что ищем, спрашивал себя не раз швейцарский физиолог Монье. Чтобы лишить крысу сна, мы бьем ее по лапам или по хвосту током. У крысы возникает стресс-реакция, сопровождающаяся выбросом биологически активных веществ, которым ничего не стоит затемнить картину. Гораздо лучше погружать животных в сон так, как это делал учитель Монье Вальтер Гесс. Вот тогда можно будет задаться вопросом: не связан ли их «электросон» с переменами химического состава крови? Монье сделал из двух кроликов сиамских близнецов: устроил у них перекрестное кровообращение, при котором кровь, отекавшая от мозга одного кролика, попадала прямо в мозг другого. Когда у первого раздражали центры сна, на ЭЭГ второго видны были волны дpeмоты и сонных веретен. Когда же у первого раздражали центры бодрствования, на ЭЭГ второго возникали быстрые ритмы. Существуют, значит, не только химические переносчики сна, но и переносчики бодрствования!

Затем Монье раздражал у кроликов-доноров центры сна, брал у них из мозга венозную кровь, извлекал из нее нужное вещество (диализат), впрыскивал его в мозг кроликов-реципиентов, и те засыпали. На ЭЭГ у них были настоящие дельта-волны. Но тут обнаружилась удивительная вещь: в одной и той же белковой части диализата находились оба фактора — и сна и бодрствования, только первый содержался в низкомолекулярной его фракции, а второй — в высокомолекулярной. Целых пятнадцать лет Монье вместе с биохимиком Шонненбергером бился над тем, чтобы выделить чистое вещество сна, которое они назвали ДСИП — дельта-сон, индуцирующий пептид. В 1977 году ДСИП был синтезирован. Получив небольшую дозу ДСИПа, бодрствующий кролик засыпал дельта-сном на полтора часа, а спящий спал на два часа дольше обычного, причем удлинялась медленная фаза. Постепенно благотворное действие ДСИПа ощутили на себе кошки, мыши, а также страдавшие бессонницей люди. Препарат начали синтезировать в различных лабораториях, в том числе и в нашей стране. Решили испытать ДСИП у себя в лаборатории и последователи Монье по части деликатных методик — Ковальзон и Цибульский. Сначала все шло хорошо: пептид вводили кроликам и крысам, и он всех исправно погружал в сон. Но, как рассказывал Ковальзон, по мере того как они с Цибульским приобретали опыт обращения с пептидом, кролики и крысы переставали на него реагировать. Однако во многих лабораториях ДСИП продолжaл демонстрировать снотворный эффект, и кое-кто из его приверженцев начал даже склоняться к тому, чтобы признать за ним ведущую роль в регуляции всей ритмики организма. «ДСИП — более чем пептид сна?» — так назвал одну из своих статей редактор, американского журнала «Пептиды» Кэстин; даже скептики не сочли этот заголовок чересчур смелым. Может быть, пишет Ковальзон, этот маленький пептид и есть тот самый ключик, которым «нежный утешитель» (soft embalmer) в сонете Китса «замыкает тихие вместилища душ»? Может быть, согласимся мы, но с одной поправкой. Сегодня ДСИП претендует на роль ключика вполне обоснованно. Но столь же обоснованно ключиком считали когда-то фактор сна Паппенхаймера, потом японскую субстанцию, потом найденный в гипофизе пептид аргинин-вазотоцин. Кое-кому кажется, что ключиком следует считать субстанцию Р. усыплявшую не одного испытуемого в клинике психиатрии и неврологии в Берлине и в клинике нервных болезней у нас в Москве. Какой пептид окажется в фаворе завтра?

Навеянного Китсом «нежного утешителя» читатель может найти в «Поэме без героя» Анны Ахматовой: «А ведь сон — это тоже вещица, soft embalmer, Синяя птица, Эльсинорских террас парапет». В самом же тексте Китса, а именно в сонете «К Сну», переведенном Олегом Чухонцевым, он исчез, но «утешительный» смысл, конечно, остался, как остался и след «ключика»:

О ты, хранитель тишины ночной,

Не пальцев ли твоих прикосновенье

Дает глазам, укрытым темнотой,

Успокоенье боли и забвенье?

О Сон, не дли молитвенный обряд,

Закрой глаза мои или во мраке

Дождись, когда дремоту расточат

Рассыпанные в изголовье маки,

Тогда спаси меня, иль отсвет дня

Все заблужденья явит, все сомненья;

Спаси меня от Совести, тишком

Скребущейся, как крот в норе горбатой,

Неслышно щелкни смазанным замком

И ларь души умолкшей запечатай.